У меня остается вечность и два зачета,
До утра здесь - немногим больше, чем полстакана.
Мой февраль изменяет напрочь систему счета,
Подшивая в программу мальчика-великана.

Мой февраль обучает жизни, цинично, резко,
Иссекая меня по линиям зон некроза.
Мой февраль проложил дорогу по тонкой леске
Над обрывами в "минус тридцать" его мороза.

Он кружит над землею бликами мутных пятен,
Порошком растворимым плавно въедаясь в плечи.
У меня в рюкзаке потертый лежит Замятин:
Если были бы "мы", наверное, было б легче.

А теперь вот ни сна, ни солнца, ни кипяточка...
Только пыль на экране прячет слова и числа.
Я упрямый словесный выходец-одиночка,
Не живущий ни чувством меры, ни здравым смыслом.

Мой февраль - он особый месяц. Еще немного
И сойдет со своих осей ледяная глыба.
И рисуя на новой карте свою дорогу,
Я пишу февралю углем на снегу
"Спасибо".

Ярослав Балакин

Ладно, черт с ним – с тобою, со мною и с этой любовью. Шутки – в утки – закончилось лето и трепетный месяц май. Дождик в окна. Сейчас начнется – зонты, каблуки, маршрутки… Ты купи себе ластик – и вечерами стирай – все слова мои, песни, шальные мои поступки, обещанья, ошибки, улыбки, стихи и грехи, все касанья – руки ли, щеки ли, дурные шутки… Ничего не случится. Никто не возьмет через край. Ничего не случится. Беда – ли – закончилось лето? Будет тысяча зим и, конечно же, тысяча лет. Но на главный вопрос – мне всегда не хватает ответа. Хотя, черт его знает, на кой он мне сдался, ответ. Это тоже не важно. Валяй, выбирай себе завтра. Из обедов и завтраков. Из простыней и котлет. Это в общем-то просто. И я без упреков и запросто – если хочешь - исчезну еще на десяточек лет?..

Юлия Вергилёва, 2009

Бабочки-в-животе срочно берут отпускные, и чемоданы собрав улетают на запад;
Мне эти дуры крылатые стали чужими. Я обижаюсь. Когда-то любила их запах
Терпкой ванили, корицы и яблоков-с-медом. Чаем поила заботливо и шоколадом
Их угощала. Они забавляли полетом, пьяно восторгом искрились... и мы были рядом.

Бабочки-в-животе снова идут на больничный, звонко чихают в огромных, махровых халатах.
Их утомляет отсутствие праздничной личной, я притворяюсь глухой и не слышу крылатых.
Бабочки сонно толстеют и маются ленью, давят бессмысленным грузом пустых обещаний.
Я вспоминаю как эти дурехи галдели, стоило только к тебе прикоснуться губами.

Сладкий ноябрь не время порхающих крошек.Их бессердечно пришпилю булавками в рамки,
Эти две тысячи маленьких, остреньких ножек после тебя оставляют зудящие раны.
Бабочки-в-животе тяжко вздыхают ночами и я кладу на живот одинокие руки.
"Все еще будет" тихонечко им обещаю .Бабочки верят. Совсем затихая под утро.

А.Никулина

говорить положено про мосты,
если он к тебе, например, остыл.
говорить про время, что лечит всё,
про другого/нового, кто спасёт,
и про боль, с которой "скажи, как жить?",
и про реку слёз, и про море лжи...

говорить-то хочется, что не жаль...
мол, стою я гордо, в руках - кинжал,
подо мной - гора, надо мною - Бог,
всё вокруг - лилово и голубо!
под горой, как сонмы слепых котят
копошатся те, что со мной хотят...
что хотят до дрожи, до немоты...
я нужна им всем... мне не нужен ты!..

но мосты горят и шумят моря,
с "тазепамом" время стоит в дверях,
боль болит... и мчится через леса
тот, кому придется меня спасать...
и слеза бежит, и река течёт...
- как ты там, любимый?
- да так, ничего...

не беда, казалось бы... ерунда...
а нельзя от этого никуда...

Катя Волкова, 2010

Жить бы в каком-нибудь домике деревянном,
Пусть не в глуши, не в дебрях, хоть на отшибе,
Гости/враги незваные не нагрянут,
Тихо и счастливо жить бы себе, да жить бы.

Не рифмовать бы тоскливо шагрень с мигренью,
Не рифмовать вообще - вышивать на пяльцах,
Некто, косящий под Дориана Грея,
Ласково у виска не покрутит пальцем,

Просьбами не запарит не быть ребенком:
«Бог-то куда виртуальней, чем щедрый Санта,
Ты, дорогуша, зови его громко-громко,
Может, он тоже примчится к тебе на санках?»

(Может быть, и примчится. На чай с жасмином.
Всё может быть. Бог-свидетель – какая прелесть:
Ну никого из спецов по ударам в спину,
Ну ни единой капли из слёзных желез...)

Это симптомы, наверное, эскапизма -
Без упованья на прежние амулеты,
С этой тоской вот, грызущей не хуже гризли,
Хочется просто дожить до ближайшего лета.

Елена Агеева

Наша Таня уже не плачет. Все эмоции – вторсырьё.
И на кой ей какой-то мячик, если время прошло её.
Кукла Барби зависла в баре: лимончелло со льдом с утра.
Эту куклу уже не парит, что на ставки идет игра.

А у Тани – ни к чёрту нервы:
дом-работа-семья-врачи.
Знать бы, где Буратино евры
схоронил, да болван молчит.

А на полках, покрытых пылью, - Зюскинд, Джойс, Мураками, Кинг.
И уже навсегда забылись персонажи любимых книг.
Оторвали, представьте, лапу. Ну, и в чем тут, скажите, толк?
Скольких маленьких Красных шапок повстречал на закате волк?

Скольких заек и как цинично оставляли в холодный дождь?
Не осталось ни в чем приличий: не отрежешь и не пришьешь.
И шипят в телефон подруги: дескать, видели мужа с де…
Только мячик, такой упругий, все не тонет в речной воде.

*** *** ***

Docking The Mad Dog

"Так что уж лучше бы всякие классики мелом –
Взрослые игры – обычно – проверка на прочность"
Алёна Джаст

Всё, что было до этого –
покажется детским лепетом...
Счастье так скоротечно... Как бабочка на ладони
при отсутствии ветра.
А дальше? Скажи мне, шепотом...
Ведь кораблик бумажный, когда-нибудь да утонет...

Это взрослые игры… похожи на игры в классиков.
Но герои романов – романы играют на сцене...
Расстаются, встречаются...
Думаешь «Ни ... себе! Как закручено лихо!»
Пока... тебя не заденет...

И вот тут понимаешь,
всё это – л и т е р а т у р а.
Не почувствовать боль, не узнав настоящей боли...
Если рвёшь по живому,
прививки "все бабы – дуры",
"мужики – кобели" –
никакой не играют роли.

Повтори сотню раз "халва" – слаще не станет.
Фраза "долька лимона" – лимон не заменит, точно.

Где-то на берегу
девочка плачет, Таня.
Уронила свой мяч.
Ничего...
Проверка на прочность...

Боже мой, да люби ты ее там дальше, мне ли не знать, что да — на таких клюют. Она же целует четко, ревет без фальши, под каждым рисунком пишет "люблю. люблю". Боже мой, да люби ты ее там дольше; все в ней — и неизбывность, и красота. А я буду грустный маленький велогонщик и как-нибудь ночью пьяным слечу с моста.

Раньше казалось — ты предназначен, знаков; мой самый лучший сон, мой прекрасный бред. А теперь я смотрю на вас и хочу заплакать. И, пожалуй, еще напиться. И умереть. И не учиться больше справляться с болью, взглядом жечь спину, пуговицы срывать.
Знаешь, того, кто это назвал любовью, очень уж остро хочется расстрелять.
Ты же умеешь быть для меня бесценным, ты же мне видишься в сотне знакомых лиц, и у тебя всегда под ногами сцена, даже истерики — строго в режиме "блиц". Ты же из тех, кто может единым словом заставить взлететь к звезде или рухнуть вниз.
А если ты хочешь знать, как мне тут хреново — вот, почитай стишочек. И умились.

Я повзрослею. Не разобьюсь на части. Спрячу себя под тысячами одежд.
Милый мой, славный, будь там с ней очень счастлив.
И не давай мне впредь никаких надежд.

Сидхётт

Мне пять веселых лет. Автопортреты, каракули, пространство-решето
и на резинке варежки, продеты сквозь рвущуюся вешалку пальто.
Еще я всех горластей и вихрастей, ни страхов нет, ни бед, ни горьких дат,
меня хранит от всяческих напастей веселый симпатичный Бог-солдат.

Дворовые гуляния на ужин, зачитанная книжка вместо сна,
мне транспорт никакой пока не нужен, мне так по нраву пешая весна.
И, презирая время-лженауку, я отпускаю свой кабриолет:
Бог-лейтенент ведет меня за руку, как и бывает в десять с лишним лет.

Как будто на себя карикатура, смешная у любви в большой горсти,
как тысячи других, как просто дура, как женщина неполных двадцати,
срываю якоря, молчит охрана, плевать, что по дороге утону:
в сопровожденье Бога-капитана пока не страшно даже на луну.

Отсчитываю время - четверть века, и хохочу, судьбу перемолов,
а Бог-майор с глазами человека опять идет со мной без лишних слов
туда, где в золотых семейных клетях, как на душе - один переполох,
где нет спасенья, только если в детях, недолгое, длиной в последний вдох.

Но к тридцати опять забудешь кто ты, да зеркало твердит "не тот, не тот",
кривляясь, отражаются пустоты, и хочется подальше от пустот
бежать, как обреченный уголовник от следствия. А где-то за спиной
немолодой угрюмый Бог-полковник, уже не поспевающий за мной.

Зайдем в кафе, усталый мой смотритель, прости меня, шальную, не серчай...
И Бог, снимая генеральский китель, из рук моих берет горячий чай.
И мы вдвоем на побережье Леты, два клоуна под крышей шапито,
болтаемся как варежки, продеты сквозь рвущуюся вешалку пальто.

Юлия Драбкина

Ломается небо, заходится снегом,
Словами, что сказаны были "до".
Бывает, когда дорожишь человеком,
В замёрзшей душе прорастает тепло.

Четвёртую вечность, последнюю осень,
Ломаясь на каждой поставленной точке,
Зима задаёт слишком много вопросов.
Но есть человек
От которого
Очень.

Хрустальная Марго

Я Вам черным по белому говорила,
Я Вам словом по разуму объясняла,
Что у каждой меры — свое мерило,
Что у каждой мены свои менялы —
Как дебилу дебелому,
Как слепому без посоха —
Даже белым по белому,
По слезам — аки по суху.

* * *
Можно я к Вам просто приеду —
Без надежды, без последствий и слез,
Что-то типа «почитать Кастанеду»,
Не пуская поезда под откос...

А вчера я к вам во сне залетала.
Хорошо, что разбудить не смогла:
Вы б увидели, какая я стала,
И забыли бы, какая была.

Закрыв глаза, считай года. До ста. И смейся. Смей. Как над обвалом биржи.
Кто начинает с чистого листа,обычно и заканчивают им же.

И с грецким хрустом расколов грешок,всё так же не уходят «ниоткуда»,
нашарив оправдание… и шок, проходит как обычная простуда.

От колокола – толку?Колоколь…Зови толпу на слово и салатик.
Я насчитала целый круглый – ноль.Что?! Не права?! /ну, я не математик…./

Там просто оголяя вензеля бегут при первых признаках пробоин…
Ты знаешь, я бы многих расстреля…Но Он создал – Меня. И я – не Воин.

Стою. Смеюсь. Мне горько. Я до ста –Желаньем Жить себя обременила.
Та самая нейтральная верста.Переверстай меня! Мне надо было….

Нет… ничего не надо… Оберец как и Берлин… ведь дело не в подсчёте?!
Когда приходит господин писец, откуда вы его совсем не ждёте,

проходит в спальный, бархатный салон.Все сонные и мёртвые. Покуда.
И поправляет сорванный погон….Ты всё ещё надеешься на чудо:

что все сейчас подскочат невзначай,предложат чай-и койку-и остаться…
Закрой глаза…Считай, пока свеча…Пока стучат…Пока не достучатся.

Те головы… подобны скорлупе…Все бьются… все щекочутся за мыло.
Люблю – толпу…….. за то, что – не толпе, решать - в чём дело: «не было и было».

Где смачно дегустируя отвар,они горлянку превращали в колбы….
Да не такой уж слабый Боливар!!!!Своих двоих он просто не нашёл бы…

/хотя и все бы обошёл пиры/В отступнике, в талантище, в профане…
В цирконии, в брильянте, в цимофане/убитой, расчлененной… в целлофане…/
Не шейте крыльев мне.Не шейте кры…Я улетаю в белом сарафане…

Не найдён ключ? Ну, ничего…
Смотри!Смотри, но не пиши в свои бумажки,
не трогай жизнь.Жизнь – жаба на растяжке.
И то, что розовеет – изнутри.
И то, чего словами не сказать,
когда игра из игр – выбывает.

А у меня красивые глаза
И этого достаточно бывает…

Ленка Воробей

Глашино

Марьяна Высоцкая

На подоконнике фикус, кошачий корм и валокордин.
Тот, кто держит более трёх мурчащих, как правило, спит один.
Тот, кто носит собакам косточки, сочиняет домики воробьям,
От того, как правило, веет горечью неустроенного бабья.
Вот у Глаши всё было. Муж, работа, первенец, младший сын.
Через сорок лет муж проснулся и просто ушёл босым.
Дети в дом приходили с парами «Мама, благословите».
Всех размазало, раскромсало по дольчевите.
Жизнь показалась ей делом навозного маленького жука.
Ну, не искать же за шаг до смерти нового мужика.
Как другие во всём этом держатся?! Боже, как?
Кто-то тучится, словно дрожжи.
Боже, не делай меня одной из седых макак.
Не сидеть же на лавочке, не заштопывать дыры карманами.
Не называть же детей проститутками, наркоманами.
Господи, я поживу ещё, только оставь под ногами твердь.
Я посижу тут, понюхаю старость, побегаю в салочки с Леди-Смерть.
Глаша шарится по подвалам, в плетёном кошике тащит домой котят.
Знакомые спишут на старость, соседи поскалятся и простят.
У Глаши в мобильном сплошь номера приютов, ветеринарок, таких же Глаш.
Если кто и думает, что обманет смертушку – это блажь.
Главное, делать усердный вид, всех хвостатых лечить теплом.
Поднимать глаза, причитать: «Поделом мне, Господи, поделом!».
Глаша знает, что жизнь – это вот сейчас, это быть на мушке и ждать суда.
Глаша всем хвостатым даёт свой адрес, объясняет, мол: «Вам сюда».

Каждый ангел на Небе несёт отчет, каждый должен держать ответ:
Скольких спустил на Землю, скольких забрал на Свет.
Глаша знает, что на планёрках по пятницам её Ангелу есть, чем крыть.
Есть, что ответить на «Почему она всё еще там?», «Кто сливает ей мощь и прыть?»
Бог подходит к нему, говорит:
- Я считаю, что ей пора уже. Я уверен, старик. А ты?
- Нет, Глафиру мою нельзя. У неё коты.

Санта, дай мне вместо дыры в груди
Ощущение чейности и причастности,
Чтобы больше так не вносили ясности,
Как 8 августа и 21 декабря. Чтобы я в пути,
И, конечно же, все впереди. Плюс не зря.

Санта, дай моей маме хорошего мужика.
Береги ее, она умница и красавица.
Уже все, ей пора отдышаться уже и оправиться.
Это видно особенно остро издалека.

Дай друзьям моим золотым еще больше джаза.
Чтобы как-нибудь нам собраться всем вместе, разом,
Делать глупости, петь, не спать, хулигански ржать.
Санта, пусть им такой пустоты никогда не знать.

Санта, пусть лучше будет много всего и взахлеб.
Лучше больно и остро, чем тихо и нежило.
Я умею теперь: поболело - да зажило.
Это как на кольце соломоновом "Все пройдет".

Я запомню мой самый первый серьезный год
По влюбленному маю, сложному августу, мясом-навыворот-декабрю.
По тому, как Мишка мне в волосы - пятерню.
По ночному питерскому дождю
Где-то в том июле. По воробью,
Что из рук выклевывал хлеб во дворе КиТа.
По "жива-молода-горда".
Никаких, разумеется, рыб из пруда без труда.
Но фартило магически. Мэир-живая-вода,
Этот год с тобой, мой хороший, и про тебя.
А иначе я просто бы не дожила до весны
В яме, полной глупости и попсы.

Мальчик-что-звал-меня-по-своей-фамилии,
Мальчик-глаза-зеленющие-черные-кудри-и-чертовы-лилии,
Мальчик-как-пуля-навылет -
Все эти солнечные удары меня хранили
От вот этой теперешней пустоты.

В общем, Санта, я тут вела себя хорошо:
Мыла руки, учила уроки, мамины поливала цветы...
Залатай мне, Санта, в груди решето,
Как умеете только Он и ты.

Елена Пуговкина

Отче, дай мне вместо дыры в груди
Ощущение чейности и причастности,
Чтобы больше так не вносили ясности,
Как 8 августа и 21 декабря. Чтобы я в пути,
И, конечно же, все впереди. Плюс не зря.

Отче, дай сестре моей хорошего мужика.
Береги ее, она умница и красавица.
Уже все, ей пора отдышаться уже и оправиться.
Это видно особенно остро издалека.

Дай друзьям моим золотым еще больше джаза,
Чтобы как-нибудь нам собраться всем вместе, разом,
Делать глупости, петь, не спать, хулигански ржать.
Отче, пусть им такой пустоты никогда не знать.

Отче, пусть лучше будет много всего и взахлеб.
Лучше больно и остро, чем тихо и нежило.
Я умею теперь: поболело - да зажило.
Это как на кольце соломоновом "Все пройдет".

Я запомню мой самый первый серьезный год
По влюбленному маю, сложному августу, душой-навыворот-декабрю.
По тому, как Он мне в волосы - пятерню.
По ночному холодному дождю
Где-то в том июле. По воробью,
Что из рук выклевывал хлеб во дворе КиТа.
По "жива-молода-горда".
Никаких, разумеется, рыб из пруда без труда.
Но фартило магически. Мэир-живая-вода,
Этот год с тобой, мой хороший, и про тебя.
А иначе я просто бы не дожила до весны
В яме, полной глупости и попсы.

Мальчик-что-звал-меня-по-своей-фамилии,
Мальчик-глаза-зеленющие-черные-кудри-и-чертовы-лилии,
Мальчик-как-пуля-навылет -
Все эти солнечные удары меня хранили
От вот этой теперешней пустоты.

В общем, Отец, я тут вела себя хорошо:
Мыла руки, учила уроки, мамины поливала цветы...
Залатай мне, Отче, в груди решето,
Как умеете только Он и ты.

Аллес Люге

Семь седмиц бессонница, неконнектица.
Ни увидеться не светится, ни встретиться.
Безработица. Гололедица. Обесточенность.
Бестолковая тобой озабоченность.
Беспонтовая про жизнь озадаченность.
Злая на себя особаченность.
Полукровка, дворняжка, беспородина,
Где погладили по шерсти – там и родина.
Не в крапиве ночевать – ну и ладушки,
Остальное же катись к евойной бабушке.
Беспризорница, безделица, бесприданница.
Не достанется тебе, не достанется.
И любовь моя пустая, невсхожая
Пузырится под виниловой кожею.
Всё под горочку с улыбочкой катится,
Всё чернилами плюется, каракатица,
А словечки-паучки расползаются,
То щекотятся, заразы, то кусаются.
Неконнектица, невтемица, нелепица...
Не заводится, не лепится, не лечится..

Не знобит. Потому что еще холоднее- не может.
Ну, конечно, меня отпустило. Я же просто люблю вот так: двести виски плюс сто текилы, упереться башкой в косяк, и курить, закуриться к черту, повычеркивать всех кто не
Все нормально. Я просто мертвой белой чайкой усну на дне.
Не читай меня. Не пиши мне. Не звони мне. И все пусть с "не". Слух и голос/наркотик имени.
Глюки в матрице и весне.

Ну конечно теперь мне легче. Порываюсь идти ва-банк. Боль ломает- за костью- хрящик, словно черный огромный танк. Это,знаешь, вошло в привычку- звуки песен и твой плей-лист.
Стервенело ломаю спички, на останках- станцую твист.
Я в порядке. Давно в порядке. В/месте мы? А давно, в каком?
Поиграем сегодня в прятки. Буду спать. Снись мне там, из комы.

Сделай так, что мы не знакомы.

Девочка стала взрослей, смотри (не говори, что хуже):
Совсем перестала бояться зверей, одного из них кличет мужем.
Стала бокалы не бить (почти)- протерла- и бац!- на полку.
Девочка бросила плакать днем, ночью и втихомолку.

Девочка хочет родить детей- не одного, так двойню.
Хочет собаку, работу, с ней общего ничего нет
У той, бледнолицей, которой вы скорую вызывали.
Которая в поисках головы обшарила все трамваи.

У той, у которой клинки в крови, ладони в пахучем дегте.
Ну с той, что хотела все по любви, а вляпалась в грязь по локти.
Которая лиской твоей была, весной мышковала в поле.
Которая шкуру свою сняла (согрейся!), не чуя боли.

Которая пела твоим друзьям, что жизнь не таких ломает,
И письма которой летели в спам (ты кликал не разбирая).
Которая взглядом могла убить (тебя-то вон воскресила),
Могла алкоголика перепить, чем очень тебя бесила.

Теперь ты глядишь и не узнаешь- шагает чужое счастье.
И ром она пьет, и вокруг всем врет- ты вычислил в одночасье.
И рядом с ней этот, который был, меж вами и вами в мае.
Ну тот, про которого ты говорил, жена, мол, рога ломает.

Она наливает тебе попить- "а, может быть, лучше чаю?"
И хочется этого пристрелить, и ей прошептать- "скучаю.."
Смотри: у нее на душей покой. А раньше был ты- занозой..
И воздухом. Помнишь ее такой? Тогда пропади оно все

Виртуальные чувства…Откуда берутся?…
В них легко погрузиться, но сложно проснуться…
Так обманчиво все, что не хочется верить…
Столько нежности, страсти…Да всего не измерить…
Сложно вытерпеть все…Одиночества пытку…
Виртуальностью жить без реальной улыбки…
Столько радости, боли…Не каждый так сможет…
Благодарна Тебе…Тут люблю Тебя…Боже…
Как же все надоело…Как хочу я коснуться…
Хоть увидеть разок…Но пора уж проснуться…
Мы всего лишь слова…Здесь мы больше не можем…
Только байты летят…Ими душу мы гложем…
Ими мучаем сердце…Ими нервы сжигаем…
Виртуальную дверцу друг для друга срываем…
Виртуально живем…Виртуально уходим…
В виртуальной сети словно странники бродим…
Так идет день за днем…Мы завязли надолго…
Только это не жизнь, а лишь жизни подобно…

Потому что молчаньем не оправдаться, если не видеть лица;
потому что в любимых не замечаешь того гнильца,
что других выдает с потрохами.
Здравствуй, мой юный Брут,
почему с тобой рядом люди, как мухи, мрут?
Почему ты ни слова для них, а они тебе честь и оды,
почему ты молчишь, мой неуместно гордый?

Мне бы понять, отчего в твоем доме сейчас гладь да тишь.
Ты отсутствуешь столько, что в глазах безнадежно рябишь,
и что имя твое лишь прилипло под языком,
что порой тишина нарастает, как снежный ком,
и лавиной спадает прямо к моим ногам.
И как долго, мой брат, будешь видеть во мне врага?

Я же друг твой, твой щит. Я твоя броня.
На меня ты пустей без меня.
Из ребра твоего соткан мой пыльный кокон,
посмотри, как я льюсь из твоих компьютерных окон,
закрывая руками все остальные вкладки...
Мой хороший, доколе ты играть со мной будешь в прятки?

Потому что молчаньем не оправдаться. Время всегда против нас.
Я устала слагать слова в бесконечность фраз,
о которые трешься взглядом, истины не понимая, -
заучи назубок аксиомой - я не чужая,
я родное твое, бестолковый мой юный Брут,

я останусь. С тобой.
Даже если вокруг все умрут.

Майка Андреева

Ну, что ты, милый, ну, что ты, что ты?! Свои, мой друг, у тебя заботы, свои долги и свои тревоги, свои пороги, свои дороги. Конечно, я не умру без взгляда, конечно, знаю – вот так – не надо, конечно, знаю – ломать - не строить, и мне не меряно будет стоить вот эта блажь, невозможность, чудо, вот эта дерзость «хочу и буду», вот эта малость, ошибка, вечер, не встреча даже – возможность встречи... В уме считаю: минута – вечность… минута - вечность… минута – вечность…

И время - чёрт! – ни черта не лечит! -

Минута – вечность…

Но я – ты знаешь - привыкла к риску – мне небо – близко, и бездна – близко, я, забывая про осторожность, твержу молитвенно: «всё возможно», живу на грани, иду по краю, взлечу – не знаю, сорвусь – не знаю. И не пугает, что ветер - встречный, наступит время – за всё отвечу. Но это – после, потом, когда-то - долги, расчёты, дела, расплаты, счета, запреты, обеты, боги, друзья, враги, города, дороги, большие планы, чужие люди, осколки прежде разбитых судеб….А, знаешь, выигравших – не судят – и будь, что будет, – и будь, что будет….

Огонь со мною опасно шутит….

Но – будь, что будет…

А жизнь - прекрасна! – звенит и льётся. – И, знаешь, – выбор всегда даётся:

Отважным – небо,
Пугливым - клеть –

Смотри вперёд –
И не бойся

Сметь.

Юлия Вергилёва

а ещё можно встретиться с ним через год-другой
на клочке земли, что общей числилась - для острастки.
и в капкане стен метаться от просто "здравствуй"
до убийственно нежного "здравствуй, мой дорогой".
и сдирать, сдирать с себя кожу за слоем слой.

можно дымом дышать в темнеющий лёд окна
и одну от одной принуждённо прикуривать фразы:
- я приехал вчера, но не смог позвонить тебе сразу.
- это к лучшему, ты ведь знаешь, я не одна.
(а еще ты знаешь, что выжег меня до дна).

и летит в подреберье сердца тугая взвесь
и взрывается там опять тяжело и гулко.
он давно б шагал лабиринтами переулков,
но боится ранить тебя - и всё ещё здесь.
ты молчишь и со злостью думаешь: "в этом ты весь".
и зачем-то вцепляешься в край его старой куртки.

(с) Вера Плех

Встречу — конечно, взвизгну да обниму.
Время подуспокоило нас обоих.

Хотя все, что необходимо сказать ему
До сих пор содержится
В двух
Обоймах.

Лис устал ждать чужих никогда не взрослеющих принцев,
он открыл магазин, там торгуют вином и корицей,
лис читает стихи, он объездил, наверно, полмира...
И уже ничего, не зовет, не болит - отпустило.
Да, из всех горожан Лис, пожалуй, достойнейший житель,
с ним любая красотка мечтала бы жить - или выпить.
Наш Лис знает секрет, и поэтому самый везучий -
его больше НИ-КТО, НИ-КОГ-ДА, НИ ЗА ЧТО не приручит.

© Юта Кнабенгоф

и второе

Вам звонил абонент
В 23.47.
....Вы, наверное, были уставшим совсем.
Или были с другой,
Или видели сны
И не знали, что Вы абоненту нужны.

Вам звонил абонент.
Абонент Вас просил,
Когда внутренний голос вовсю голосил,
Чтоб, осилив закон притяженья Земли,
Вы поднять телефон этот всё же смогли.

Абонент Вам звонил,
Абонент Вас хотел,
Только дело не то чтоб в слиянии тел,
Просто нужен был так- не на вечер- на век
Одному человеку другой человек.
Просто в городе N. зарядили дожди,
Просто кто то
Совсем
Безнадёжно
Один.

Вам звонил абонент.
Он готов был 2 дня
Ждать ответное: "Вы набирали меня?"

Ну конечно,конечно же, в куче звонков
Потерять этот номер довольно легко:
Отложить на потом
И забыть невзначай...
Да и мало ли кто там звонит по ночам,
Непонятно зачем нарушая Ваш сон.

"Ваш текущий баланс 28 500,
100 бесплатных минут,
Сообщенье одно.
Вам звонили..."

...И страшно, что Вам всё равно.

маленький принц, представляешь, лисицы — курят.
и я по тебе курю, хоть просил ты бросить...
курю черный чай от марки "принцесса нури"
и у меня на глазах расцветает
Осень.

помнится, с розой были вы неразлучны, только она исколола тебя шипами, и ты обещал мне бросить ее при случае, оставив лоскут плаща своего на память. я ждал тебя месяц, я ждал тебя все двенадцать, я ждал тебя годы и выть научился волчьи. вот и сейчас: я выхожу на насыпь и вою, желая увидеть тебя воочию. роза твоя — блондинистая девчонка, и вовсе она не роза, а — желтый кактус... ты не смотри, что она из себя "ничо так", любит в тебе она разве что твой VIP-статус.

маленький принц, а ты ведь нехило вырос, вещами оброс, а я — обрастаю снами... а если случится у вас там ядерный выброс, я ничего на планете своей не узнаю! у вас то — война, то — мир, как у Льва Толстого. ты, верно, сидишь в кожей обитом кресле? а мы бы с тобой - по галактике автостопом... мы бы с тобой такое мутили, если б!..
меня тут прозвали "упоротою лисицей" и фоткают, причем в ракурсе идиотском. всё потому, что мне не остановиться курить по тебе всё, что под руку попадётся.

маленький принц, тебе уже триста восемь, и ты до сих пор не смотался из драной рашки, а я тебя жду — там, где теплеет Осень,
дымом на небе
рисуя
тебе
барашков

стефания данилова